Гибридная война: определение и призыв к действиям

Гибридная война: информационная составляющая

Гибридная война не несет в себе ничего принципиально нового. Это новая комбинация старых элементов, которые уже были в употреблении. Реально это перевернутый вариант того, что имеет место в случае нерегулярной войны, где задействованы повстанцы или партизаны. Повстанцы — это гражданские с оружием, а «зеленые человечки» — это военные с приметам цивильности. То есть в первом варианте происходит «переход» гражданских в военных, во втором — военных в гражданских.

Тяжесть борьбы с повстанцами связана с тем, что их сложно отличить от населения. Это гражданские лица, днем работают, например, в поле, а ночью берут в руки автомат. Или гражданские, которые воюют, но они принципиально зависящие от поддержки населения.

Именно это привело к изменению парадигмы такой войны. По Д. Килкуллену теперь главным является не уничтожение противника, а защита местного населения, предоставление ему гарантий безопасности, чтобы оторвать население от боевиков. То есть в этой войне произошла смена ориентации: с противника на население. Гибридная война реально делает такую же замену: с военных на население, так и здесь работа с населением, в нашем случае Крыма или Донбасса, выходит на первое место.

Сегодня Килкуллен добавил еще идею мегатрендов, которые будут определять пространство будущей войны. Это урбанизация , как тенденция людей переходить жить в города. Это литторализация , как тенденция расположения городов на побережье. И связанность , как усиление различных видов связи между людьми. Ничего нового в этих трендах нет, просто происходит ускорение относительно распространения таких тенденций. То есть будущая война — это война в городах.

В этой городской войне возникают типы противников, с которыми Украина встретилась в гибридной войне, потому что это негосударственные вооруженные группировки, использующие асимметричные методы борьбы. Сюда относятся не только бойцы с оружием, но и все, кто принадлежат к таким группировок. Их еще называют «новым классом воинов» или «предпринимателями конфликта».

В российском варианте гибридной войны задействованы не только вооруженные силы. Россия активно использует против Украины еще два вида воздействия: внутренний и внешний. Влиятельные политики и партии (а если они невлиятельные, Россия все равно подает их как влиятельных в собственных СМИ) поддерживают точку зрения России, пытаясь создать соответствующее давление на Украину. Назовем этот феномен созданием и активацией союзников как внутри страны, так и в мире.

Килкуллен, подчеркивая особую роль информации в борьбе с повстанцами, акцентирует следующее: «Информационную кампанию следует вести на глобальном, региональном и локальном уровнях, потому что современные повстанцы обращаются к глобальным сетям за симпатией, поддержкой, финансированием и рекрутированием».

Но сегодняшняя гибридная война развернута на всех возможных направлениях, это не только информационная война. Это одновременно экономическая, репутационная, смысловая, человеческая. На нее должны работать все, кто имеет влияние на население: актеры, певцы, писатели, режиссеры. Военные действия задают лишь фон для более масштабной войны в человеческом разуме. Это скорее гуманитарная война, в которой военные действия являются второстепенными. Когда мы в первую очередь обращаем внимание на них, мы делаем ошибку.

Россия выигрывает в Крыму, максимально используя именно информационную войну. Не было ни одного выстрела, а войска оставили Крым. То есть внешнее воздействие оказался сильнее внутреннего. Это при том, что ситуация разворачивалась на глазах всей страны и продолжалась не один день.

Вот высказывание на эту тему британского военного аналитика Р. Торнтона [4] «Российский информационный продукт рассчитан на воздействие на ум. Однако те, на кого влияют, должны быть соответственно подготовленными. Москва является в выигрыше относительно этого условия, поскольку новые независимые государства, которые раньше были частью Советского Союза, имеют большое количество этнических русских, как и русскоязычных граждан. Эти российские меньшинства в таких странах как Украина, Прибалтика, Молдова и Грузия является принципиальной целью сегодняшней кампании информационной войны из Москвы».

К акценту на языке следует добавить акцент на культуре, литературе, СМИ, за которыми стоит соответствующая картина мира. Язык важен, но общая картина мира важнее. Как видим, в случае Крыма даже военное оружие было побеждено оружием гуманитарным. Правда, к ней входила не только картина мира, но и некоторые методы воздействия из арсенала спецслужб типа фиктивных звонков из дома командирам (см. некоторые детали здесь).

Российские операции в Украине сравнивают с китайской концепцией войны без ограничений. В ней тоже очень много невоенных инструментов. Выделяют однотипные российские элементы:

• инвестиции,
• покупка медиа, поддержка политических партий,
• разведывательное проникновение в европейские структуры,
• установление связей между религиозными институтами,
• использование неразвязанных этнических конфликтов,
• поддержка российских средств информации за рубежом (типа Russia Today),
• координированные кибератаки.

Как видим, работают все известные сферы, которые имеет страна. Но в такой ситуации они получают еще дополнительное задание.

Аналитики видят три страны, активно ведут подобные войны без ограничений: Россия, Иран, Северная Корея. И все они нацелены на США, их партнеров или союзников. Китайская модель имеет довольно интересные восемь составляющих:

• любое направление,
• синхрония
• ограниченные цели,
• неограниченные средства достижения ограниченных целей,
• асимметрия,
• минимальное потребление, то есть минимум ресурсов,
• любые средства, яки определяются исключительно достижением целей
• постоянный динамический контроль.

О параллели с китайской моделью войны без ограничений пишуть и другие исследователи. Кстати, последняя работа завершается следующим выводом: «Если российская доктрина и военная модернизация будут продолжать развиваться на базе опыта нелинейной войны, международные актеры увидят растущее влияние в будущих конфликтах нестандартных угроз. Чтобы противостоять нелинейным и нестандартным подходам к военным действиям и определения слабых мест, надо в начале понять и оценить эти подходы, чтобы предупредить парализующие и необратимые политические эффекты».

В крымской операции автор увидел следующие фазы:

• предварительная дестабилизация,
• введение в заблуждение,
• информационная операция,
• ограниченная военная интервенция.

И Крым действительно прошел эти фазы.

Вспомним также большое количество чисто гражданских целей типа захватов администраций, которые были в этих операциях. Все это делается для будущей легитимизации своих действий в глазах населения в будущих информационных действиях, а также для выработки нужного имиджа в глазах международного сообщества. Поскольку это «переводится» как «народ взял власть в свои руки».

Интересно, что даже небольшое количество регулярных войск атакующей стороны создает риск, что ведет к невмешательству: «Если даже силы поддержки не входят глубоко в страну, их присутствие в приграничных областях, как правило, с обеих сторон границы, существенно необходима. Они также могут создавать сложности для других стран размышляют о помощи: желание ответить военными средствами даже против малого количества регулярных войск, действующих в другой стране, может превратить ситуацию в международный конфликт. Многим странам не хватит смелости пойти на такие риски».

Украинская ситуация четко продемонстрировала справедливость этого высказывания. Помощь на словах довольно трудно переходила к помощи настоящей. А в случае войны одних слов о помощи мало.

Мир сегодня ищет понимания того, что представляет собой гибридная война и какие последствия она будет иметь в будущем (см., например, попытку понять эту войну с помощью биомедицинской метафорики). Война все равно останется войной, как бы мы ни пытались ее украсить.

Многие исследователи считают, что США еще находятся в войне индустриального типа в то время, как их противники уже воюют по законам информационной войны [Lawson SN Nonlinear science and warfare. Chaos, complexity and the US military in the information age. — New York, 2014]. С нашей точки зрения, именно это дает возможность объяснить, как небольшие группы террористов создали и создают угрозу серьезным армиям мира. Хотя Аркилла и Рэнд уже давно изучали опыт сепаратистского движения в Мексике, статус которого как раз и был построен на связи с мировыми СМИ и транснациональными неправительственными организациями [см. здесь и Ronfeldt D. ao The Zapatista social netwar in Mexico. — Santa Monica, 1998].

Самой тяжелой ситуацией, которую порождает гибридная война, является непредсказуемость. Как подчеркивают исследователи асимметричных конфликтов [Ayalon A. ao War by what means, according to whose rules? — Santa Monica, 2015] «От западных демократий ожидается поведение, соответствующее правилам, в то же время от террористов, по определению, этого не ожидают».

С другой стороны, именно это становится задачей гибридной войны. Ведь, например, такой инструмент планирования как рефлексивное управление противником как раз и строится на подобных целях, потому что в основе его лежит управление восприятием, для чего используют различные виды дезинформации и маскировки [см. Махнин В.Л. В рефлексивных процессах в противоборстве боевых систем // Информационные войны. — 2012. — № 3; Киселев В.А., Воробьев И.Н. Гибридные операции как новый вид военного противоборства // Военная мысль. — 2015. — № 5]. То есть ошибка в принятии решения противником закладывается заранее, именно она становится элементом управления противником [Thomas T. Russia’s military strategy and Ukraine: indirect, asymmetric — and Putin-Led // Journal of Slavic Military Studies. — 2015. — Vol. 28. — I. 3].

Мы говорим о гибридной войне как о невоенной войне, поскольку в ней военные мимикрируют под гражданских. В ней игроки государственного уровня скрываются за игроками негосударственного уровня. Единственное, что первые предоставляют военное снаряжение, инструкторов, командиров и цели для других. Соответственно возникают серьезные задачи информационного уровня:

• пропагандистское создание врага для населения на собственном национальном уровне,
• активация игроков негосударственного уровня к вооруженным действиям,
• демобилизация противника от активных действий.

Гибридная война будет отдавать предпочтение тому, кто умеет работать с массовым сознанием. Атакующая сторона должна доказывать справедливость своих действий как собственному народу, так народу, на который нацелена атака. А атакованной стороне достаточно трудно давать ответ такой необъявленной войне.

Гибридная война стала достоянием нового времени именно потому, что много нужных для нее задач можно выполнить за счет информационного компонента. Чем сильнее становится развитие информационного компонента, тем легче будет выполнение этих задач.

© Почепцов Георгий Георгиевич, 2015 г.
© Публикуется с любезного разрешения автора

Гибридная война: понятие, суть, особенности и методы противодействия

Гибридная война давно закреплена в концепциях НАТО как предпочтительный вид боевых действий

Словосочетание «гибридная война» в настоящее время употребляется весьма широко, хотя достаточно чёткого определения этот термин пока так и не получил. В целом этим понятием характеризуют особый вид противоборства враждующих сторон, при котором традиционные боевые действия с участием регулярных вооружённых сил отходят на второй план, а в идеале — вообще исключаются. Действия разного рода иррегулярных вооружённых формирований, а также проводимые специальными силами операции диверсионного характера при этом практикуются весьма активно, но также не считаются основным элементом подобной войны.

Главные усилия в современных конфликтах приходятся на противоборство в информационной и экономической сферах. Во многом совокупность процессов, объединяемых в понятии «гибридной войны», перекликается с формами и методами противостояния сторон в «холодной войне» 1946-1991 годов. Но прямое сравнение здесь будет некорректным в силу значительно изменившихся исторических условий.

История зарождения термина «гибридная война»

Сам термин «гибридная война» (англ. hybrid warfare) впервые появился в публикациях англоязычных политологов с 2001 года, причём тогда это относилось к объявленной США «глобальной войне с терроризмом». Понятие «гибридной войны» стало широко употребляться в странах Запада примерно с 2005-2006 годов и в основном формулировалось как сочетание регулярных и иррегулярных форм ведения боевых действий.

В качестве наиболее распространённого примера приводились операции проиранских шиитских группировок «Хезболла» в ближневосточном конфликте. Но уже с началом 2010-х годов западные политологи всё чаще стали применять термин «гибридная война» для обозначения «угрозы», исходящей от России и Китая .

Российские политологи стали активно применять термин «гибридная война» с 2014 года, когда в связи с украинскими событиями произошло резкое обострение отношений России со странами Запада. До того времени основными терминами, которыми характеризовались враждебные действия США и НАТО по отношению к России , были «информационная война» в сочетании с различными методами дестабилизации существующей власти из арсенала как «холодной войны», так и «оранжевых революций» начала 21 века.

В итоге утвердившееся в российских публикациях толкование «гибридной войны» стало гораздо более расширительным по сравнению с принятым на Западе. Сферой противоборства в подобном конфликте полагаются все основные сферы жизнедеятельности общества, а его конечной целью — решающее влияние на определение принципов глобального мироустройства.

Акции киевского Майдана-2014: пример успешной гибридной войны

В чём суть гибридной войны

Разница в подходах к определению «гибридной войны» в России и на Западе имеет не только «терминологическое» значение. За этим стоит прежде всего различие преобладающих концепций во взглядах на современную геополитику. В этой связи широкомасштабная информационная кампания на Западе строится на обвинении любых противников «однополярного» мира под своим доминированием (будь то Иран , Россия или КНР ) в развязывании и ведении гибридной войны.

В западном представлении эти страны, будучи «отсталыми» в военно-техническом отношении от США и НАТО , неспособны на победу в прямом военном противостоянии, и потому вынуждены делать упор на «невоенные» методы воздействия на противника. При этом какого-либо внятного объяснения целям подобной войны для противников Запада попросту не даётся, а множество «эпизодов» подобных действий откровенно выдумывается. Но за счёт массирования подобной информации достигается общий пропагандистский эффект, призванный оставить в тени ведение собственных «гибридных» операций.

Такие операции оказались жизненно необходимы в деле поддержания системы «однополярного» мира под руководством элиты ведущих стран Запада. Такому миру, сложившемуся после окончания «холодной войны», не удалось утвердиться как общепризнанной основе дальнейшего развития человечества. Более того, агрессивное навязывание западных ценностей и норм общественных отношений другим странам привело к росту противодействия этим мерам и породило новые проблемы и конфликты, в которых Западу пришлось искать и проводить в жизнь новые формы поддержания своего доминирующего положения в мире.

Но сделать это исключительно военными методами оказалось попросту невозможным, что в полной мере показал провал объявленной США и НАТО войны с «международным терроризмом». Очень скоро проявилось, что заявленные в этой войне цели служат лишь прикрытием интересов западных элит в плане дальнейшего обеспечения ресурсами сложившегося «общества потребления», возможного только для привилегированного меньшинства человечества.

Современные военно-стратегические доктрины НАТО предполагают использование широкого спектра «гибридных» средств воздействия на противника без объявления официальной войны. Такая стратегия оправдывает себя прежде всего по отношению к России , поскольку в случае открытого вооружённого конфликта с ней не только вооружённые силы НАТО понесут неприемлемые потери — подобные действия неизбежно приведут к применению в таком конфликте оружия массового поражения, что будет означать тотальное уничтожение обеих противоборствующих сторон.

Что допускает стратегия гибридной войны

Принятая на Западе практическая стратегия гибридной войны в целом унаследовали арсенал методов США и других ведущих стран НАТО , использованный для продвижения интересов своих корпораций на мировой арене в с 1950-х годов. Эти методы реализовались на практике при переворотах и смещении политического руководства многих стран Азии, Африки и Латинской Америки.

В современных условиях этот арсенал пополнился новыми возможностями, которые открылись за счёт появления и широкого распространения новейших технологий, прежде всего в области электроники, информатизации, средств связи и коммуникации. Поэтому стратегия гибридной войны предполагает включение таких возможностей для решения задач с приоритетом не на «классическую» военную победу, а на разрушение политического строя противника.

Никаких моральных либо идеологических обоснований стратегия гибридной войны не содержит. В числе не только допустимых, но и признанных наиболее эффективными мероприятий в современных руководящих доктринах США и НАТО названы:

• Применение современных технологий пропаганды и информационной обработки населения противника;
• Создание негативного информационного поля местного правительства и существующего режима, дискредитация лидеров и актива управленцев государства;
• Выдвижение агентов влияния из местного населения, оказание им финансовой и организационной поддержки в создании негативного образа местного правительства;
• Организация митингов протеста, провокаций власти и массовых мероприятий, направленных на изображение политического строя в негативном свете. По возможности — организация гражданского неповиновения в большом масштабе, провокаций и массовых беспорядков;
• Воздействие на политических лидеров страны-противника финансовыми инструментами, находящимися под контролем европейской и американской банковской системы, в том числе финансовыми и экономическими санкциями, запретом на выдачу кредитов и иного финансового обеспечения.

Все перечисленные способы ведения гибридной войны активно применялись и применяются странами Запада в отношении не только России и постсоветских государств, но и против КНР , Венесуэлы , Ирана , Сирии и других стран на протяжении длительного времени, хотя и с переменным, порой лишь частичным успехом. В качестве наиболее крупной победы такой стратегии можно указать на Украину , а в качестве самого бесспорного провала — на Беларусь .

Отличительные особенности гибридной войны НАТО на поле боя

Развитие информационных технологий внесло существенные коррективы в военные доктрины, планы и стратегии боевых действий НАТО . В военных подразделений стран Североатлантического альянса созданы кибервойска с функциями, не ограниченными одной лишь защитой собственных коммуникаций. Они активно занимаются шпионажем с помощью сети Интернет, а также распространением порочащих сведений и формированием нужного общественного мнения в социальных сетях.

В этой сфере натовские кибервойска могут действовать, не будучи сдержаны рамками государственных границ, что в полной мере проявилось в течение всего политического кризиса на Украине . Не далее как в сентябре 2019 года военное руководство НАТО публично признало факт атаки компьютерных сетей Ирана с целью срыва проводимых там испытаний новых ракетных вооружений.

Основные принципы и методы ведения гибридной войны НАТО на поле боя были выработаны и опробованы на практике в ходе вооружённого конфликта между Грузией и Южной Осетией в 2008 году, а позднее — восток Украины .

Боевые действия на территории других стран

Сам факт развязывания с помощью агентов влияния полномасштабных боевых действий в районе Донбасса стал следствием целенаправленной организации «зоны нестабильности» на непосредственных границах России . За счёт этого была достигнута цель оказания военного давления на Россию прямого противостояния её вооружённым силам.

Гражданские войны в странах конфликта

Концепции участия НАТО в локальных военных конфликтах предусматривают обязательное придание такому конфликту характера «гражданской войны». Причём прямое участие регулярных вооружённых сил Альянса при этом исключается, а основная роль отводится формированию военизированных подразделений из местных жителей. Специальные службы НАТО получают задачи привлечения на свою сторону экстремистских вооруженных формирований и широкого вовлечения мирных жителей как в «добровольческие отряды», так и в акции политического характера в отношении противников.

Консультанты из НАТО

Непосредственное курирование боевых действий в локальных конфликтах и гражданских войнах в странах, где развернулось прямое столкновение с противником, почти всегда сопровождается направлением на поле боя штатных «консультантов» из числа кадровых военнослужащих стран НАТО . Присутствие таких консультантов отмечено в армиях Грузии и Украины на постоянной основе, а в период вооружённых конфликтов их число заметно возрастало. Отмечены случаи прямого участия подобных инструкторов в боевых действиях.

Полное предоставление боеприпасов и обмундирования

Формирование военизированных подразделений из местных жителей для участия в локальных конфликтах и гражданских войнах в интересах стран НАТО сопровождается масштабной «военной помощью» таким силам. В состав такой «помощи» входит не только предоставление вооружения, боеприпасов и сопутствующего военного оборудования, но и обеспечение этих подразделений обмундированием, амуницией, продовольственными запасами.

Американские инструкторы работают с бойцами ВСУ

Внешнеполитическая сторона гибридной войны против России

Основными целями США и стран НАТО в плане внешней политики, провозглашёнными их высокопоставленными официальными представителями, названо снижение международного влияния России . В этих целях акции гибридной войны носят разноплановый характер. К наиболее известным и важным из них можно причислить:

• Блокирование практически всех внешнеполитических инициатив, выдвигаемых Россией на международной арене по урегулированию конфликтов в непосредственной близости от своих границ и сфер традиционного экономического присутствия;
• Активное применение «право вето» для препятствования конструктивным решениям конфликтных ситуаций в Совете Безопасности ООН ;
• Представление России в официальных внешнеполитических заявлениях и документах как агрессора и нарушителя международного законодательства;
• Информационная атака на любые шаги по взаимодействию России с другими странами в военной сфере, предоставлении кредитов, строительстве инфраструктуры;
• Препятствование экономическим интересам России , значимым проектам по сотрудничеству с другими странами, вытеснение российских компаний с рынка под предлогами «ущерба безопасности».

Кроме того, по линии высшего политического руководства стран Запада ведётся активная борьба с влиянием российских средств массовой информации, выраженная в запрещении вещания и ограничении распространения аудитории агентств RT и «Спутник». К акциям гибридной войны против международного авторитета России следует причислить и кампанию по отлучению российских спортсменов от участия в олимпиадах без предъявления весомых доказательств их вины.

Военное состояние конфликта на Донбассе ( Украина )

Свержение законной власти Украине в 2014 году, после чего к власти пришли проамериканские силы, враждебные по отношению к России , считается одним из самых успешных случаев реализации гибридной войны со стороны США и НАТО . Несмотря на ухудшение экономических показателей Украины от разрыва с Россией и падение уровня жизни населения антироссийская направленность политического курса украинской власти сохраняется.

Средства массовой информации стран НАТО в полной мере поддерживают курс украинского правительства в любых конфликтах с Россией , включая провокационные действия войск и флота Украины . Действия непризнанных республик Донбасса и России в украинском конфликте неизменно преподносятся в западных СМИ в негативном свете.

Поставки вооружения и обмундирования как для Вооружённых сил Украины (ВСУ), так и для различных «добровольческих» военизированных формирований на украинской стороне в зоне конфликта в Донбассе даже не скрывают общей антироссийской направленности этих действий. Со стороны Украины и стран НАТО всячески тормозится процесс разведения конфликтующих сторон.

На протяжении всей осени 2019 года ведутся интенсивные обстрелы территории ЛНР и ДНР, призванные ослабить вооружённые силы этих республик. Но основной расчёт в сохранении острой ситуации вокруг Донбасса сделан на втягивание в прямое противостояние вооружённых сил России .

В обеспечение информационного массива, создаваемого для постоянного воздействия на население стран Запада, постоянно муссируются разнообразные «сценарии военного конфликта» Украины с Россией , с помощью чего западное общественное мнение приучают к мысли о «российской агрессивности».

Британский специалист на поле боя гибридной войны

Основное место сражения во время гибридной войны

Современная гибридная война по своему характеру не предусматривает открытого применения вооружённых сил. Местом ведения гибридных войн может служить не только территория стран-противников, но и любых государств, находящихся в орбите их интересов, даже вся планета и околоземное космическое пространство. Сферой воздействия в гибридной войне способна стать практически любая сфера деятельности человеческого общества.

Гибридная война: определение и призыв к действиям

Комментарий переводчика: данный материал построен на основе отчёта НАТО от 2015 года и статьи «Гибридная война» из Yale Review (факультет международных исследований), написанной в 2018-м году Генри Соку-Зимером.

Гибридная война: определение и призыв к действиям

Если бы кто-то решил поделить насильственные конфликты на две категории, то с одной стороны лежала бы традиционная, или “конвенциональная война”, а с другой ее полная противоположность — “нетрадиционные боевые действия”. Традиционные сражения ведутся между профессиональными армиями и в целом подчиняются динамике классической военной теории; в то время как «нетрадиционная» война представляет собой своеобразный мир партизанских боев и мятежей, где даже самые могущественные из обычных боевых сил могут столкнуться с небольшой, плохо вооруженной и организованной группой идеологически мотивированных боевиков.

Это разделение обязательно сглаживает важные аспекты войны и ее многочисленные формы; однако достаточно дать общий обзор дихотомии, присутствующей в сознании многих стратегов и государственных деятелей. В мире исследований безопасности по этой дилемме по-прежнему ведутся серьезные дебаты, которые с точки зрения США можно сформулировать как вопрос: «Китай или Ирак?». Чиновники из министерства обороны Соединенных Штатов и политики должны решить для себя: стоит ли готовить США к войне против современных традиционных противников, обычно представляемых как Китай или Россия; или же Штатам важно накапливать опыт борьбы с повстанцами в ожидании все более хаотического мира, в котором все надежды могут сравняться с прахом и страна может пострадать от угрозы, таящейся в международном терроризме. Однако такое разделение не совсем адекватно отражает мир боевых действий, как кажется на первый взгляд. Нельзя просто смотреть на будущее военных действий с такой точки зрения, будто это — бросок монеты на удачу “традиционный или нетрадиционный конфликт?”. Делая так, мы забываем о том, что имеется и третье измерение, так называемая “гибридная война”.

Гибридная война занимает неудобное промежуточное положение между обычной и нетрадиционной войной, смешивая элементы обоих в своем ходе. Гибридные войны — это, в широком смысле, конфликты с участием одного или нескольких негосударственных субъектов, которые, тем не менее, обладают атрибутами, свойственными вооруженным силам государств. Часто гибридные комбатанты имеют поддержку какой-либо иностранной державы, которая снабжает их деньгами, оборудованием и, в некоторых случаях, обучает войска. Эта комбинация создает боевую силу, способную вести боевые действия на современном поле битвы, в то же время существуя вне оков законов и доктрин, которые сдерживают вооруженные силы государства.

Сам термин «гибридная война» был популяризирован в лексиконе военной теории, чтобы описать конфликт 2006 года между Израилем и организацией Хезболла.

Несмотря на высокопрофессиональную и тщательно модернизированную армию Израиля, израильские силы обороны в целом не смогли достичь своей цели — разоружить террористическую организацию, лишив ее запасов ракетного оружия. В конечном счете, войска Израиля были выведены из зоны боевых действий и начались переговоры по прекращению огня (которые проводились в соответствии с резолюцией ООН). Такое прекращение военных действий позволило Хезболле провозгласить свою победу.

Важнейшим элементом срыва военной кампании Израиля в Ливане была его неподготовленность к столкновению с гибридным противником, способным бросить вызов традиционным военным возможностям. Привыкшие к нетрадиционным боевым действиям во время палестинских восстаний во время Второй интифады, войска Армии Обороны Израиля фактически были не готовы к проведению военных маневров, необходимых для победы над высокоорганизованными и хорошо экипированными силами противника. Тем не менее, в то время как Хезболла вовлекала израильские силы в обычные сражения, эта группа одновременно использовала и совершенно нерегулярные стратегии, включая размещение сил в городах и крупных населенных пунктах, чтобы свести на нет преимущество израильской огневой мощи (войска не стали бы наносить удары по городам, имея высокий шанс навредить мирным жителям). Таким образом, негосударственный субъект, традиционно классифицируемый как террористическая организация, продемонстрировал поразительное сочетание подобной государству военной организации и тактики негосударственного мятежа.

С 2006-го года возник ряд конфликтов, которые можно отнести к категории гибридных войн. Возможно, самым заметным организатором гибридных войн была Россия, которая впервые применила эту концепцию в Грузии в 2008 году, а затем и на Украине после смещения Виктора Януковича (президента, который не скрывал свою симпатию к России) в 2014 году. Россия также сыграла ключевую роль в расширении концепции гибридной войны. Так гибридная война теперь — война, включающая также кибер- и медиа-атаки. Так называемая Доктрина Герасимова, названная в честь российского генерала Валерия Герасимова, определяет способность влиять на народные мнения и мысли в государстве как новое измерение военной мощи. Эта политика широко применялась в «ближнем зарубежье» России — в Балтике, на Кавказе, на Украине и в Польше.

Также есть предположения о том, что такая гибридная война имела место быть и на выборах в Соединенных Штатах, проходивших в 2016-м году.

Доктрина Герасимова иллюстрирует центральную идею гибридной войны о том, что любое доступное средство применения силы принуждения является областью, готовой к использованию гибридным комбатантом. В то время как обычные подразделения на поле боя ведут войну на линии фронта, армии интернет-троллей, хакеров и сочувствующих, объединенные в сеть через международные границы, могут провести хитрую информационную кампанию, чтобы подорвать народную волю и распространить разрушительную дезинформацию.

В ответ на заявления о новой эре гибридной войны ряд уважаемых теоретиков отреагировал скептицизмом. Говорят, что за всю историю военные искали самое слабое звено вражеских сил и били по нему. Гибридная война с её упором на разрушение информации и бои, ведущиеся в различных спектрах — это всего лишь продолжение этого принципа, только немного переделанное для продажи книг и написания громких заголовков. Кроме того, если гибридная война может быть определена как любой конфликт, который сочетает в себе традиционные и нетрадиционные элементы, этот термин может применяться практически к любому конфликту. Хотя это больше проблема самого определения, такой подход игнорирует вопрос об участниках, которые действительно определяют свою войну как гибридную. Но интересным остается то, что на недавнем мероприятии, спонсируемом НАТО и организованном Атлантическим советом, участниками было сказано, что «не существует согласованного определения терминов, связанных с гибридной войной». Другими словами, 28 членов Североатлантического альянса не могут договориться о четком определении границ такого феномена.

Как говорилось ранее, традиционные войны обычно ведутся государственными армиями, а нетрадиционные — негосударственными субъектами. Гибридные же, в свою очередь, объединяют эти две формы в виде негосударственных субъектов с возможностями, свойственными государственным военным силам.

Гибридные противники — это не просто мятежники, они имеют организационную структуру и ресурсы для борьбы с крупными государственными вооруженными силами на поле брани, однако они не стеснены традиционными соображениями государственной стратегии. Потеря города или захват территории, даже поражение в бою не являются решающими в уничтожении гибридного врага, который может искать убежище среди населения, следуя более надежной тактике нетрадиционного боя.

С точки зрения прав человека гибридные войны открывают двери для ряда потенциальных злоупотреблений в военное время. Когда российские войска снимают свои идентификационные символы с военной формы перед походом в Крым, они обходятся без правил, введенных в отношении государственных вооруженных сил. Они пользуются как международным правом, так и внутренними кодексами поведения. Такие военные силы якобы имеют равные полномочия, чтобы действовать в качестве фронтовых боевых сил, и как диверсионная группа. В то же время сохраняется непрозрачность между их действиями и государством, которое выступает в роли их спонсора.

Гибридные войны все чаще доминируют в современной обстановке безопасности как с точки зрения их частоты, так и угрозы, которую они представляют. Современные технологии от беспилотников до социальных сетей и Интернета предлагают гибридным комбатантам множество нового оружия, которое можно добавить в арсенал. Кроме того, поскольку гибридные комбатанты демонстрируют свою эффективность в разрушении обычной военной мощи, другие страны могут начать применять аналогичные методы для своих собственных военных сил.

Таким образом, другие виды конфликтов могут становиться все более и более гибридизированными, что усложняет вопрос о Китае или Ираке, поскольку различия между ними начинают стираться. В Ираке боевики Исламского Государства* и курдская пешмерга сталкиваются с использованием оружия и транспортных средств, произведенных в США; порой их маневры имеют поразительное сходство с обычными сражениями. Одновременно Китай воспользовался разрушительной силой кибер-оружия, наращивая свои возможности в этой области быстрыми темпами. Попытка вписать любой случай в строго традиционную / нетрадиционную дихотомию чреват риском того, что вы можете упустить из виду решающий фактор — стратегические и тактические нюансы, которые могут оказаться дорогостоящими ошибками.

Несмотря на все различия, гибридная война не меняет природу самой войны. По своей сути, война остается воплощением насилия, вернее, с хорошей вероятностью его применением в политических целях. Гибридизация, тем не менее, существенно меняет ход современной войны, она требует, чтобы государства учитывали необходимость как для обычных, так и для нетрадиционных инструментов и тактик. Этот синтез не будет легким, даже самые великие командиры изо всех сил пытаются вести только один вид войны, не говоря уже о двух типах одновременно. Тем не менее, более тщательное изучение того, как ведутся гибридные войны, может дать ценную информацию для лучшего понимания обычного, а также нетрадиционного боя.

* — Исламское Государство (ИГ) — террористическая организация, чья деятельность запрещена на территории России, стран СНГ, Европы, а также в США.

От редакции

Как уже уточнялось выше в «комментарии переводчика», данная статья основана на докладе НАТО и одноимённой заметке в YRIS. Неудивительно, что с точки зрения американцев именно Россия — империя зла и корень всех бед в мире. А сами американцы — ослепительно белые, исключительно пушистые и несут добро и свет демократии в каждый уголок нашей планеты. В том числе — в упомянутое выше «ближнее зарубежье России».

Однако возникают вопросы — почему в оригинале ни слова не сказано про Афганистан, Южную Америку, недавние события в Венесуэле и Гонконге, а Иран показан как рассадник терроризма? Ответы, казалось бы, очевидны, но не для всех… В любом случае, в переводе мы сохранили все названия, события и тезисы из оригинала. Чтобы пытливый читатель мог сам критически оценить ситуацию и поразмыслить, где же истина?